Дата 29 октября 1955 г. отмечена в истории нашего города черным траурным маркером. Именно в этот день, 51 год назад, флагман советского военно-морского флота линкор «Новороссийск» затонул на якорной стоянке возле Морского госпиталя при таинственных обстоятельствах, унеся с собой жизни более 600 моряков. По нашей «старой доброй» традиции подлинная причина взрыва вот уже более половины столетия скрывается за чередой противоречивых версий, слухов и предположений. Кого только не обвиняли в этом – немецкую донную мину, итальянских и английских пловцов-диверсантов, экипаж самого линкора… Но все эти версии подвергались обоснованной критике со стороны специалистов. Предлагаем Вашему вниманию одну из самых невероятных и в то же время вполне правдоподобных версий случившегося…
28 октября 1955 г. Севастополь жил в радостном предвкушении празднования очередной годовщины Октябрьской революции. Лучшие корабли Черноморского флота выстроились на рейде, готовясь к торжественному параду. Государственный праздник совпал со столетием первой обороны Севастополя 1854-1855 г.г., в связи с чем для вручения городу ордена Красного Знамени в городе побывали председатель Президиума Верховного Совета СССР Климент Ворошилов и отдыхавший под Ялтой Никита Хрущев.
В этот день линкор «Новороссийск» вернулся с моря и занял место в Северной бухте на “линкорной бочке” примерно в 110 метрах от берега. Праздничное настроение экипажа не испортила даже нештатная швартовка: корабль, управляемый не очень опытным старпомом, проскочил носовую “бочку” на добрую половину корпуса. Выравнивание отложили до утра (впоследствии это обстоятельство сыграет весьма важную роль). Тогда никто даже допустить не мог, что с линкором, ошвартованным в глубине прекрасно защищенной Севастопольской бухты, может что-то произойти. После швартовки на “Новороссийске” началась обычная жизнь по корабельному расписанию. Дымилась полевая кухня. На бывшем итальянском линкоре отсутствовал просторный камбуз. На командном камбузе имелись лишь котлы для варки макарон, так как при стоянке в базе экипажи итальянских кораблей жили в береговых казармах, а на корабле их рацион состоял лишь из макарон, сухого вина и оливкового масла. Моряки, натянув ринг, занимались боксом.
Было разрешено увольнение на берег. Вместе с большинством офицеров на берег сошел и исполняющий обязанности командира старпом – капитан 2-го ранга Хуршудов (командир линкора капитан 1 ранга Кухта находился в отпуске). На борту оставались более полутора тысяч человек: часть экипажа и новое пополнение (200 человек), курсанты морских училищ и солдаты, накануне прибывшие на линкор.
,
В 1 час 30 минут, едва вахтенный на юте пробил положенные три склянки, в носовой части “Новороссийска” прогремел взрыв, по оценкам равный 1800 кг тринитротолуола. Он был такой мощности, что пробил насквозь многопалубный бронированный корпус линкора. В громадную (150 квадратных метров) пробоину хлынули потоки забортной воды, перемешанные с мазутом и кровью. Разрушения пришлись на самую заселенную часть корабля – сразу же погибли 150-175 человек. Но если бы взрыв задел один из артпогребов, на воздух взлетели бы еще и пять крейсеров, стоявших рядом. Ослепленные люди с корабля начали прыгать за борт. С берега по ним открыли стрельбу, ибо считалось, что это дезертирство в боевой обстановке. Бегство остановили. Далее началось трудно объяснимое…
Прибывший на корабль командующий Черноморским флотом вице-адмирал Виктор Пархоменко приостановил начатую буксировку. И это было роковое решение. Адмирал то и дело требовал докладов о состоянии корабля, а линкор тем временем уходил под воду. Запоздалое приказание Пархоменко о возобновлении буксировки оказалось бессмысленным: носовая часть корабля уже осела на грунт. Не сразу удалось уговорить адмирала и на эвакуацию не занятых в спасательных работах моряков – к этому моменту их на юте скопилось до тысячи человек. Зачем-то на борт прибыли 7 адмиралов, 28 старшин, 40 младших офицеров и даже флаг-офицеры, но так и не появились механики, уволенные на берег, флагманский механик эскадры и другие специалисты по борьбе за живучесть корабля. Один из них узнал о трагедии линкора в троллейбусе, следуя утром к месту службы.
После взрыва моряки выскакивали в трусах и босиком. Прибывшим адмиралам это не понравилось. Матросов и старшин одели в форму, обули (на это хватило времени) и выстроили на юте по правому борту. Как потом объяснял адмирал Пархоменко, он “не счел возможным заблаговременно приказать личному составу оставить корабль, так как до последних минут надеялся, что корабль будет спасен, и не было мысли, что он погибнет”.
Когда решение об эвакуации, наконец-то, приняли, крен корабля начал стремительно нарастать. Плотные шеренги моряков стали скатываться за борт – в темноту. На них, калеча и убивая, полетели сорвавшиеся со своих штатных мест зенитные установки и механизмы. В 4 часа 14 минут линкор лег на левый борт и через мгновение опрокинулся вверх килем. В этот момент из-под стальной махины вырвался тысячеголосый крик ужаса.
Во внутренних помещениях перевернутого линкора остались люди, которых можно было бы еще спасти: отчаянный стук из недр огромного корпуса нарастал, сливаясь в сплошную дробь. Но и этот шанс не был использован. Из оставшихся внутри моряков удалось спасти лишь девятерых. Через прорезанное в кормовой части днища отверстие вышли семь человек, еще двух моряков удалось спасти водолазам, выведя их из-под палубы юта, неплотно прилегавшей к грунту.
Спустя несколько часов местные кагэбэшники уже нашли виновного, объявив, что взрыв произошел в артпогребе по вине капитан-лейтенанта ,
В.В. Марченко, командира артдивизиона главного калибра. Марченко свою причастность отрицал, но это не помешало бы чекистам расстрелять его, если бы водолазы не установили: взрыв был наружным и произошел под днищем линкора. Дай Марченко слабину, и дело превратилось бы в грандиозное судилище по поводу вредительства на флоте.
После этого московской комиссией была оглашена официальная версия: линкор подорвался на немецкой мине. Правда, до сих пор специалисты утверждают, что мины такого типа были выставлены немцами в 1944 году при отходе из Севастополя, поэтому к 1955 году источники электропитания донных мин оказывались разряженными, а взрыватели почти у всех – неработоспособными. Кроме того, отмечается, что взрыв произошел через 8 часов швартовки линкора, а все немецкие мины имели часовые интервалы, кратные 6 часам. До трагедии на бочке № 3 швартовались “Новороссийск” (10 раз) и линкор “Севастополь” (134 раза) – и ничего не взрывалось.
Что же касается ответственности, то прямыми виновниками гибели значительного количества людей были названы командующий Черноморским флотом вице-адмирал Пархоменко, и.о. командующего эскадрой контр-адмирал Никольский и и.о. командира линкора капитан 2 ранга Хуршудов. Правда, через полтора года они были восстановлены в званиях. Никаких судебных действий в отношении их не производилось.
Зато командующий ВМФ адмирал Кузнецов получил по полной программе. Ни мина, ни итальянские диверсанты не помогли. Министр обороны Жуков вызвал его к себе, орал матом и закончил “Пошел вон!”. Кузнецова сняли с должности, лишили звания адмирала и отправили в отставку.
Что же все-таки произошло? На сегодняшний день самой экстравагантной и потому наиболее популярной является версия о подводных боевых пловцах под руководством Валерио Боргезе. Однако, многими исследователями эта версия подвергается сомнению хотя бы потому, что акция подобного масштаба возможна только при участии государства. И скрыть подготовку к ней было бы очень сложно, учитывая активность советской разведки на Апеннинском полуострове и влияние итальянской компартии. Подобное допустимо в художественных фильмах, но в реальной жизни становится известным соответствующим службам еще на стадии планирования. И как признавались сами бывшие итальянские боевые пловцы, их жизнь после войны жестко контролировалась государством, поэтому любая попытка самодеятельности была бы пресечена.
Наконец, для того, чтобы заминировать корабль такого класса в охраняемой гавани, необходимо было собрать полную информацию о режиме охраны, местах стоянки, выходах кораблей в море и так далее. Сделать это без резидента с радиостанцией в самом Севастополе невозможно. Но даже по прошествии полувека нет ни одного свидетельства того, что в одном из самых охраняемых городов СССР, насквозь профильтрованном КГБ и контрразведкой, действовал английский или итальянский резидент, исправно поставлявший информацию.
,
Ссылки же на самих итальянских морских офицеров, которые когда-то кому-то заявляли о своем участии в потоплении “Новороссийска”, бездоказательны. В интернете гуляет много “абсолютно достоверных” интервью с людьми, которые якобы лично вели сверхмалые подводные лодки к Севастополь. Одна беда – тут же выясняется, что эти люди либо уже умерли, либо с ними до сих пор нет возможности поговорить. И уж совсем фантастична доставка и установка подводными пловцами к месту стоянки линкора двух тонн взрывчатки.
А вот, что действительно вызывает интерес, так это то, что согласно показаниям моряков, взрыв произошел точно в момент открытия люка носового артпогреба. Для этого необходимо иметь подробную информацию о регламенте обслуживания боезапаса.
По заключению правительственной комиссии “Новороссийск” был подорван двумя зарядами, близкими к немецким минам LBM или отечественным АМД-1000.
Специалисты убеждены – взрыв был подготовлен людьми, знавшими строение корабля. На линкоре имелось 13 погребов с боеприпасами (десятки тонн), но взрыв не задел тот из них, где хранились самые мощные запасы. Иначе от чудовищной детонации взорвались бы и окружающие суда. В этом случае нас ожидал бы второй Перл-Харбор: в бухте были сосредоточены главные силы Черноморского флота для участия в ноябрьском параде.
Обращает внимание и такой ключевой фактор организации борьбы за живучесть как отсутствие в момент катастрофы 80% строевых офицеров, включая командира корабля и командира БЧ-5, что стало основной причиной гибели линкора после взрыва.
Анализ боевых возможностей диверсионных средств должен был привести комиссию к мысли о доставке зарядов, эквивалентных минам АМД-1000, надводными малоразмерными плавсредствами, затопленными на месте стоянки линкора. Об этом говорит загадочное бесследное исчезновение катера и баркаса, находившихся под правым бортом у места взрыва, тогда как плавсредства у левого борта сохранились и не пострадали. При этом водолазами была отмечена незначительная для мощности зарядов глубина и сглаженность воронок, что характерно для случая, когда взрывы происходят не на грунте, а на платформе в полутора метрах от грунта, что соответствует высоте борта пропавших плавсредств.
Вполне возможно, что непосредственные исполнители этой операции решали обычную для флотского спецназа задачу проверки бдительности вахтенной службы и не знали о “начинке” катера и баркаса. Только в 1993 году были установлены исполнители этой акции: старший лейтенант спецназа и два мичмана – группа обеспечения.
По совокупности данных комиссия должна была сделать, но никогда не посмела бы озвучить, расстрельный для себя вывод: подрыв линкора был подготовлен и осуществлен отечественными спецслужбами с ведома руководства страны исключительно во внутриполитических целях.
Кому была нужна эта грандиозная провокация? На этот вопрос ровно через два года после гибели “Новороссийска” 29 октября 1957 года на Пленуме ЦК КПСС отвечает Хрущев: “Нам предложили вложить во флот более 100 миллиардов рублей и строить старые катера и эсминцы, вооруженные классической артиллерией. Мы провели большую борьбу, сняли Кузнецова… думать, заботиться о флоте, об обороне, он оказался неспособным. Нужно все оценивать по-новому. Надо строить флот, но, прежде всего, строить подводный флот, вооруженный ракетами”.
После восстановления в 1951 году в должности военно-морского министра СССР Кузнецов подготовил доклад об устаревшем флоте, о строительстве кораблей по старым проектам. Выступил против отмены гарантийного срока на вновь построенные корабли. В этот же период правительством СССР после успешного испытания в августе 1953 года термоядерного устройства (водородной бомбы) принимается решение о разработке баллистической ракеты с межконтинентальной дальностью полета, способной поразить стратегические цели в любом районе земного шара. Это требовало переключения на эти цели большей части экономических и интеллектуальных ресурсов страны.
Десятилетний план судостроения, не отражающий приоритет развития наиболее выгодных для ВПК морских стратегических ядерных сил, объективно не мог поддерживаться военно-политическим руководством страны, что окончательно решило судьбу Кузнецова.
Сам Кузнецов позднее писал: “В октябре того же 1955 года разговоры об уходе с должности приобрели реальное воплощение в виде официального заявления в мой адрес, что меня, конечно, нужно освободить, но не по болезни, а по другим мотивам”.
В письме к жене из Ялты от 20 октября 1955 года Николай Герасимович писал: “…Насколько мне удалось понять, министр хочет иметь нового Главкома, но объяснить это желает чем-то серьезным и поэтому скрывает от меня”.
Последовавшее после гибели “Новороссийска” освобождение Кузнецова от должности и назначение Главкомом ВМФ Горшкова открыло пути для сокращения корабельного состава и авиации ВМФ, разделки на металлолом недостроенных кораблей.
Симптоматично принятое уже в начале 1956 г. решение уничтожить материалы свидетельских показаний и не возбуждать уголовного дела против непосредственных виновников катастрофы с целью не допустить проведения следствия.
В ноябре 1955 года командованием ЧФ главкому ВМФ СССР С. Горшкову были отправлены представления о награждении всех погибших вместе с линкором моряков, а также 117 человек из числа уцелевших. Но награждения так и не произошло.
Лишь через сорок лет выяснилось, что на представлении рукой начальника управления кадров ВМФ той поры была сделана пометка: “Адмирал т. Горшков не считает возможным выходить с таким предложением”.
,
Только в 1996 году увидели свет засекреченные наградные листы на “новороссийцев”, которые все это время хранились за дверями Центрального военно-морского архива. Тогда и выяснилось, что 6 моряков посмертно были представлены к высшей награде СССР – ордену Ленина, 64 (53 посмертно) – к ордену Красного Знамени, 10 (9 посмертно) – к орденам Отечественной войны 1-й и 2-й степени, 191 (143 посмертно) – к ордену Красной Звезды, 448 моряков (391 посмертно) – к медалям “За отвагу”, “За боевые заслуги”, Ушакова и Нахимова. Поскольку к этому времени уже не было ни государства, под военно-морским флагом которого погиб “Новороссийск”, ни советских орденов, все “новороссийцы” были награждены орденами Мужества России.
Место на Братском кладбище, где покоятся моряки злосчастного линкора, сегодня не часто посещается людьми, в отличие от Новодевичьего мемориала, ставшего последним приютом для Никиты Хрущева и высокопоставленных адмиралов. Но в благодарной человеческой памяти эти простые русские и украинские ребята всегда будут занимать достойное место. Давайте вспомним о них и мы…
Иван Тюрин
