(подлинная история, рассказанная на эзоповом языке)
Михайло Макарович Перетятька не упускал случая лишний разок отметиться перед начальством. Перед начальством столичным, разумеется, так как в провинциальном городе республиканского подчинения господин Перетятька сам себе был ого-го какой начальник!
Завистливые умы и злые языки обвиняли (шепотком, и никак иначе) Михайло Макаровича во всевозможных грехах.
И на побегушках у него люди всё случайные, по объявлению набранные, как разнорабочие или мусорщики. И дольше месяца никто не задерживается. И дочка брата сестры, видите ли, стараниями пана Перетятьки в элитные бизнесменши города республиканского подчинения выбилась. И муж дочки брата сестры самые лакомые кусочки города республиканского подчинения скушал и не подавился. И угнетённому азиатскому населению мозги промывает, заставляет петь центральноевропейские песни и плясать дикие центральноевропейские танцы. И землицей народной приторговывает, и денежки казённые прикарманивает, а по ночам барыши подсчитывает…
Оставим этот ядовитый шепоток на совести (у кого она есть?) злых языков и завистливых умов. Пан Перетятька был, есть и будет почти образец государственного деятеля, жил и трудился исключительно ради города республиканского подчинения. Ради настоящего и ради будущего – и своего, и города.
Да, не упускал Михайло Макарович возможности отметиться перед столичным начальством. Было дело. Но кто из нас, признайтесь, положа руку на сердце, наплюёт на подвернувшийся шанс понравиться высокому начальству? Тем более, если это природное желание (понравиться, а не наплевать) не представляет никакой серьёзной угрозы – ни для личной репутации, ни для общественной.
Вот и Михайло Макарович, услышав, как столичное начальство потребовало от иноземцев, квартирующих в городе республиканского подчинения, вести себя тише июльской черноморской волны, тут же развернул активную деятельность.
– Супротив исторической логики не попрёшь! – заявил пан Перетятька и приказал своим полномочным представителям ликвидировать даже малейший намёк на присутствие иноземцев в месте, ему подвластном. – А то, понимашь, завесили увесь город своими имперскими триколорами, шоб им повылазило. Не потерплю! И вам, бисовы дети, терпеть запрещаю!
– Да как же мы цэ зробымо, Макарыч? – вопрошали полпреды, мысленно отправляя ого-го какого начальника по весьма не престижному направлению. – Эти кляти иноземцы за свои триколоры удавятся.
– А мне на это наплевать. Не уберут символы оккупации, канализацию отключим. Пущай в фекальных водах, хе-хе, поплавают!
И неизвестно, куда бы заплыло дело по ликвидации имперского триколора, если бы не старейшина идеологического цеха Моисей Самуилович Сидоров. Товарищ Сидоров на своём идеологическом веку повидал всякое. И с живыми памятниками повоевать довелось, и с мёртвыми. И с тенями прошлого, и со светом будущего. И со своими, и с иноземцами. И чего только не приходилось Моисею Самуиловичу ликвидировать в своей долгой идеологической карьере! Всего и не перечесть! Бесценный опыт «всякого» пригодился и на этот раз.
– Михайло Макарович, а давайте-ка пойдём другим путём, – предложил старейшина.
– Каким таким другим? – подозрительно уставился Михайло Макарович на Моисея Самуиловича. – Знаю я вас, Самуилычей. Опять заведёте в тёмное прошлое изма, и плакали мои денежки!
– Денежкам вашим, Михайло Макарович, как и нашим, плакать не придётся-таки. А предлагаю я, чтоб и столице потрафить, и иноземцев прищучить, а заодно ткнуть пришлых носом в эту … историческую логику, надо не триколоры срывать, а завесить город нашим родным жёлто-синим прапором.
– Одним прапором, что ли, Самуилыч? – поразился пан Перетятька.
– Зачем одним? Многими и разными. Я тут прикинул, как это отразится на наших, то есть казённых, денежках. Каждый купчина над своим лабазом вывешивает жёлто-синий прапор, а не вывесит – мы его по миру пустим.
Про казённые места и говорить нечего – уже висят. За троллейбусные остановки – департамент транспорта ответит. За общественные туалеты – департамент культуры. Почта, телефон, телеграф – департамент связи.
Пляжи, кабаки, шалманы, бордели – департамент регионального развития. Вовремя не вывесил – штраф! Размер не соответствует величию державы – штраф! На ветру не полощется – штраф! Мы их, чертей окаянных, научим символику любить! Мы им, торгашам, разъясним историю с географией. А не желают быть Центром Европы, пущай в свою Монголию убираются! Без гроша в кармане! А иноземцы утрутся. Ихний триколор никто и не разглядит в жёлто-синем океане!
Товарищ Сидоров вошёл в раж, а Михайло Макарович… сиял, как новая монетка в три евро. Ай да Самуилыч! Ай да сукин сын! Вот голова семитская!
И началось действо, доселе в городе республиканского подчинения неслыханное-невиданное. И потекли денежки в Перетятькину казну широкой сибирской речкой. А обратно не вытекли даже пересохшим крымским ручьём! И столичному начальству потрафили. И научили-таки азиатов центральноевропейскую символику любить! И разъяснили-таки географию с историей!
Через считанные недели и вышколенный купчина, и непоседливый школяр – все были обряжены в пшенично-небесные одежды. А иноземцы утёрлись – триколором, ясное дело.
– Це так! – празднично улыбалось столичное начальство, лицезрея город республиканского подчинения с высокой начальниковой колокольни. – Аж заспиваты хочеться: «Хлеба налево, хлеба направо…»
… Дольше всех держался хозяин разветвлённой сети питейных домов «Бывали дни весёлые» Жора Горобец.
– А плевать я хотел на ваши штрафы. Не указ мне Перетятька с жёлто-синими прапорами. У меня тут свои прапоры-синяки! – сатанински хохотал Жора, но и ему в скором времени стало не до смеха. Обложили Горобца, как зайца. И заплатить пришлось, и пшенично-небесное полотнище вывесить – с процентами в лишние четыре квадратных метра.
Ныне Михайло Макарович Перетятька удалился от государственных дел и полностью сосредоточился на делах частного характера. Но если кому-нибудь из вас доведётся побывать в одной из его пяти замечательных харчевней, то вы наверняка оцените и форшмак, и севрюгу под маринадом, и поросёночка с хреном, и жареных вальдшнепов, и тушёного кролика.
Однако бьюсь об заклад, что вы будете потрясены не божественной кухней от Перетятьки, а чудовищно огромных размеров прапором, водружённом над крышей из еврошифера.
– А шоб завсегда помнили, черти иноземные, чей хлебушек жруть, – частенько приговаривает слегка растолстевший в последнее время Михайло Макарович, и кто скажет, что он не прав?
С державного языка на эзоповый переложил Владимир Кокурин.
