Лет двадцать назад я впервые побывал в Одессе. На тот короткий зимний день город заволокло туманом, плотным настолько, что кисть вытянутой руки теряла в нём очертания. Здания на Дерибасовской, бронзовый Дюк де Ришелье, Потёмкинская лестница едва являли взгляду свои чарующие очертания. Не сон ли то был?
К реальности меня возвращает врезавшийся в память разговор с Долорес Чапичевой – дочерью погибшего под Вроцлавом Героя Советского Союза, отважного комиссара, но прежде всего – крымского поэта Якова Чапичева. Современники многих из нас – Борис Серман, Николай Полотай – из его поколения творческой интеллигенции, его друзья.
Долорес Яковлевна – экскурсовод по должности и призванию – рассказывала о нелёгких хлопотах общественности вокруг организации в городе-герое литературного музея. Трудно было понять и принять его отсутствие здесь. Ведь Одесса вошла в жизнь и творчество известнейших поэтов и прозаиков прошлого. Достаточно назвать Александра Пушкина – первого поэта России.
Чуть менее столетия назад Южная Пальмира щедро подарила нам созвездие крупных талантов. Исаак Бабель, Валентин Катаев, Константин Паустовский, Юрий Олеша, Эдуард Багрицкий, Илья Ильф – далеко не полный список славных имён. Чем объяснить факт появления этих людей в одно время, в одном месте? Присутствием в то время в городе кудесника слова Ивана Бунина? Возможно. Несмотря на то, что литературная молодёжь грозилась сбросить предшественников, представьте, и самого Александра Пушкина, с яркого океанского корабля российской словесности. Что литераторы, газетчики, и те, учреждая легендарный «Моряк», с апломбом заявляли: «Мы завинтим такую газету, что перед ней померкнут романы Дюма-отца». О Дюма-сыне и речи нет. Впрочем, в среде амбициозных журналистов немало было людей, решительно вступивших на путь литературы.
,
Так чем всё-таки объяснить сложившуюся репутацию Одессы, как одной из литературных столиц? Верных суждений на этот счёт, подозреваю, много, но прав будет тот, кто на первое место поставит царящий в городе у моря дух романтики, его свет, его воздух. В таком городе нельзя жить в половину накала. Только здесь рождается великая литература. А ещё в глубине суши, хранящей пласты исторической памяти.
Не хочу ненароком обидеть кого-то, поэтому не назову известные города-миллионники, промышленные центры, о которых сложили бы песню, равную той, которая начинается со слов: «Есть город, который я видел во сне…». Видимо, у каждого города своя профессия.
Как радостно было снова приехать в Одессу и сразу попасть в литературный музей. Он уже и первый свой малый юбилей успел справить. Добились-таки общественность, творческая интеллигенция открытия в Одессе литературного музея, и не где-нибудь, а в замечательном дворце князей Гагариных, во дворце с величественным Золотым залом для проведения массовых мероприятий. В анфиладах залов поменьше уютно писателям различных эпох и направлений.
Как не порадоваться за одесситов. Одновременно не удержаться от огорчения за родной Севастополь. У нас ощущается присутствие и Александра Пушкина, и Льва Толстого, и Александра Куприна, и Антона Чехова, и многих-многих других писателей, которые создали о нашем городе огромную по объёму и художественной силе литературу. Но дух её создателей не обрёл в Севастополе своего пристанища. Нет в Севастополе ни одного музея, скажем так, гуманитарного профиля, то есть музея отдельного писателя, или, как в Одессе, всех писателей сразу, то есть литературного.
,
В течение двухдневного пребывания в Одессе не оставляло чувство её общности с Севастополем. Были мгновения, когда хотелось ущипнуть себя: не дома ли я? Чему здесь удивляться: в судьбах городов-героев, тем более раскинувшихся на берегах самого синего в мире моря, много общего. «Как бы ни называлась война, известная в истории как Крымская (Восточная), – вполне серьёзно рассуждал в беседе со мной случайный собеседник, – ведь первоначально англичане, французы, турки и сардинцы планировали высадиться не в Крыму, а в Одессе. Вот и называлась бы война Одесской (Восточной)». Пусть историки скажут, есть ли резоны в рассуждениях патриотически настроенного одессита? Но на центральной площади города у старинного здания, в котором располагается высшее руководящее учреждение, на пьедестале навеки установлена многотонная пушка времён всё-таки не Одесской, а Крымской (Восточной) войны. Из этой грозной по тем временам пушки англичане собирались пальнуть по Одессе с фрегата «Тигр». Но наши артиллеристы оказались проворнее. Они потопили фрегат. Как только страсти улеглись, жители города отобрали у Нептуна свой заслуженный трофей. На память.
Если английская пушка, которая вполне могла оказаться в Севастополе, уже за спиной, то перед глазами открывается изящное, архитектурно совершенное здание гостиницы с давним названием «Лондонская». Пушка – английская, гостиница – «Лондонская». Не совпадение ли? Кто только в ней не останавливался! Под арочкой парадного подъезда впервые встретились Антон Чехов и Александр Куприн. Александр Иванович чуть позже написал, что никогда прежде он не встречал такой высочайшей деликатности, как у Антона Павловича Чехова. Имена Куприна, Чехова не чужды и севастопольцам. Присутствие Антона Павловича и Александра Ивановича ощущается в Одессе, особенно у «Лондонской», стены которой, должно быть, излучают эти ощущения, несмотря на обилие рекламы с брэндами заморского барахла.
,
Уж где-где в Одессе можно почувствовать привычную домашнюю обстановку, если не на площади, где несколько раньше, чем в Севастополе, подняли памятник Екатерине II. Конечно, были граждане, которые выступали против этой затеи. В конце концов поступили так, как того хотело подавляющее большинство горожан: памятнику быть. Тем более повод для этого какой. В правой руке бронзовой императрицы бронзовый же свиток со словами относительно Одессы: «Повелеваемъ быть порту и городу…». У основания пьедестала четыре бронзовые фигуры. Екатерине II словно стремились угодить, разместив с лицевой стороны статуи Г. Потёмкина и П. Зубова. К основанию и строительству Одессы они не имели никакого отношения, чего не скажешь о И. Рыбасе и подполковнике А. Деваланге. Они-то потрудились во славу Одессы. Им нашлись места за спиной императрицы.
Если продолжить тему памятников, то стоит сказать о мемориальной доске на скромной стеле у железнодорожного вокзала. От давности белый мрамор начал «слепнуть», но на нём всё ещё можно прочитать текст о том, что, кажется, в 1919 году на этой площади красноармейцы взяли верх в бою над подразделениями Центральной Рады. Не в центре, но рядом с ним бросилась в глаза задрапированная плотной тканью строительная площадка. Вездесущие одесситы сказали, что в спешном порядке там возводят памятник жертвам голодомора 75-летней давности. Наверное, этот памятник уже открыли.
При посещении Санжейского маяка (78 крутых ступеней к небу) родной Севастополь вновь встал перед глазами. Не помню, какие слова произнёс заведующий Одесским музеем Константина Паустовского Виктор Глушаков (по его приглашению группа журналистов и общественников совершила поездку в Одессу). Может, при этих словах Виктора Ивановича не присутствовал, но смотрительница маяка Вера Андриенко сказала, махнув рукой: «Так и быть, кое-что подарю вашему музею». Не без труда она вынесла прибитую пылью чугунную плиту со словами: «Министерство обороны СССР. Гидрография КЧФ. Санжейский маяк (основан в 1921 году)». Всё. Как было не встать пред объективом фотоаппарата с реликвией в руках. В настоящее время Санжейский маяк снабжён иной табличкой. Надпись на ней свидетельствует о том, что маяк включён в структуры гражданского транспортного ведомства Украины.
На обратном пути ехали мимо начального или конечного пункта паромной переправы в Ильичевске. Здесь, говорят в Одессе, загружались суда танками для Грузии перед известным конфликтом на Кавказе. В автобусе стало тихо. До окраины Одессы.
Вот так в Одессе виделся Севастополь. А в Севастополе мне кажется, будто я из Одессы и не уезжал.
А. Калько.
Севастополь – Одесса.
