Сказ первый.

Пролог-залог

или Пятый лишний

,

До странности нежаркий денек, какой в конце сентября в северо-западной части центра Техасщины бывает, что называется, не каждый день, незаметно подходил к концу. Приятно греющее солнышко продолжало сиять, но прежней яркой рези в глазах от него уже не было.

Сутки начались неплохо. До захолустного  городишки, по здешним меркам чуть ли не деревни под названием Дель-Рио, что на мексиканской границе, оставалось по прямой не больше 200 верст. И вот там-то я, наконец, расстанусь с этой богопроклятой страной, в которой уже не раз готов был сложить свою гениальную голову гиганта мысли и отца черт его знает какой демократии или диктатуры.

До чего зла порой ирония судьбы… Быть в свое время в рядах призывавших “Боже, покарай Америку”  и дождаться исполнения этого невинного желания, оказавшись в самом центре кары, со всеми последствиями…

После трех недель драпа по внезапно охваченной  второй гражданской войной стране – пара деньков в здешней глубинке, без мерзкого свиста пуль, без постоянно хрустящего под ногами стекла среди дотла выгоревших кварталов, без вызывающих рвотные позывы концентрированных запахов сгоревших волос…

Так вот, после всего этого – пара – тройка свободных от таких впечатлений деньков кажутся наступлением пусть маленького, но все же Эдема.

Однако солнце, начавшее спуск  к горизонту, мягко, но настойчиво  сверлило  глаза и мгновенно избавило меня от наваждений интеллигентских рефлексий. Следовало подумать о приближающейся темноте и неизбежном при ней ночлеге.

Пусть ночные марши совершают бойцы элитных спецназов. А меня еще в 1985 году на курсах младших инструкторов туризма в Симферопольском университете категорически предостерегали от ночных хождений не только по пересеченной, но  даже по ровной, как стол, степной местности.

 В ней тоже, знаете ли, бывают дырки, ведущие в глубины сурчиных ходов… Попадание в них ступней, в лучшем случае, может привести к жесточайшему вывиху. Ну а мне, находящемуся в предгорьях плато Эдвардса, совсем ни к чему не только переломы, но и  растяжки с вывихами. Здоровье – прежде всего. Любое увечье в нынешней ситуации – это первый шаг на коротком пути в могилу. Впрочем, в нынешнем американском бардаке могилу еще надо заслужить.

Больше шансов на то, что твой скелет будут очень долго полировать местные дожди…

Вдохновленный столь оптимистичными размышлениями, я сделал несколько  больших глотков кофе из двухлитрового термоса с колбой из нержавеющей стали и затем отправил его в торбу-рюкзак. С неохотой поднявшись с прогретого солнцем валуна, я двинулся в путь, надеясь до темноты встретить подходящее для ночевки место.

Взбодренный кофейком, слегка разбавленным местным дешевым вискарем, пару бутылок которого мне посчастливилось обнаружить в не так давно обгоревших развалинах одного из шопов в городишке Рейнджер, я резко прибавил ходу и на одном дыхании перемахнул через пару холмов.

,

Стрелка компаса показывала, что я ненамного отклонился от нужного азимута. Да, уж точно, чем проще устройство, тем надежней. Как в одной из серии старых советских похабных анекдотов про грузин: “Какой мэханизм дарагой? Всо вручную!”

В отличие от джипиэски, батарейки ему не нужны, и сигналы со спутника тоже. Отличная вещь, если  уметь  пользоваться. А поскольку в нынешней, а теперь  уже бывшей Америке, пользоваться этой штукой мало кто умеет, то мне просто повезло, что я вообще умудрился его найти. До сих пор удивляюсь, как он вообще попал в тот магазинчик спорттоваров. Ладно, поразмышляем об этом и о многом другом на досуге.

Внезапно стало ясно, что, пожалуй,  этот самый досуг для меня уже наступил. Слова “встал, как вкопанный” – пожалуй, самое то, чтобы объяснить переход от путевых размышлений к новой резко изменившейся реальности.

На меня смотрели четыре разномастных ствола: укороченная М-16 типа “кольт-командо”, “калаш”, СКС китайской сборки и какая-то помповуха. М-да, “Штирлиц открыл форточку и из форточки дуло. “38-й калибр”, – раскинул мозгами Штирлиц”.

Одновременно с этим истинно русским черным юмором я предпринял и первое действие с целью возможного выживания, а именно: плавно поднял руки вверх, на уровень плеч.

А в это время прокачивал дальше столь внезапно осложнившуюся ситуевину. Итак, все четверо – белые мужики, лет им по сорок – пятьдесят.  Это уже легче. Молодые, тем более – цветные, – могут бабахнуть только потому, что у тебя заурчало в желудке.  Или у них произошел внеплановый выброс гормонов в организм  – раннее предвестие наступающей наркотической ломки…

Одежда  моих «захватчиков» была столь же разномастная, как и оружие. То ли одна из местных шаек (в анархический разгул пустились не только негры с латиносами), то ли совсем наоборот – добропорядочные обыватели, вставшие на путь активной защиты всего, что называется, “нажитого непосильным трудом”. “Санчо с ранчо” – как-то не совсем кстати вспомнилось мне название одной из отечественных пародий на северо- и южноамериканские сериалы…

Тем временем до четверки дошло, что наше взаимное молчание как-то несколько затянулось, и я услышал несколько отрывистых фраз, надо полагать, на местном диалекте англоамериканского языка, из которых я, правда, ни хрена не разобрал. У меня большие проблемы с восприятием устной английской речи даже с оксфордским произношением, что уж говорить  про говоры местных!

Однако молчать дальше было бы не очень разумно. Точнее, совсем не разумно. Поэтому я напряг память и постарался как можно внятней произнести следующее: “Айм форинер. Айм нот андерстед инглиш”.

В ответ один из мужиков разразился фразой, из которой я уловил только “кам ту”. Ну, это мы, слава богу, плавали – знаем. “Пройдите, гражданин” – если по-русски.

Изредка подгоняемый тычками стволов в спину, я искренне молил всех богов, какие есть, чтобы ни у одного из этих цивильных идиотов не было в этот момент пальца на курке, и чтобы от одного из таких тычков не сработало самопроизвольно спусковое устройство в затворе.

Путь оказался недолог. Неожиданно в большой седловине открылся палаточный лагерь. По моим быстрым и оттого, конечно, приблизительным зрительным замерам, человек на 600-700. Спустя пару минут мы уже были в нем.

У этих придурковатых игроков в войнушку не было даже элементарного сторожевого охранения, раз я сам того не подозревая, подошел к нему столь близко! И эта “великолепная четверка” наткнулась на меня случайно, выйдя из расположения по каким-то своим делам.

Да, старость не радость и в мирное время, а во время войны особенно. Будь мне тридцать лет,  я бы своим тогдашним чуть ли не собачьим слухом услышал бы звуки  лагерной жизни  на гораздо большем расстоянии и уж, конечно, тогда мой путь сложился бы иначе. Как говорилось, а точнее пелось – “нормальные герои всегда идут в обход”.

Открывшаяся передо мной сюрреалистическая картина заставила ненадолго забыть о печальном происшествии. Стоявшая на окраине стойбища хорошо видимая танковая колонна  напомнила фразу: “Нью-Йорк – город контрастов”. Советские Т-34, ИС-2 и ИС-3 мирно соседствовали со своими ровесниками “шерманами”, наблюдалась и парочка М-47 и ПТ-76. Пятерка “центурионов” завершала коллекцию этого походного танкового музея.

Впрочем, особого ребуса для меня здесь не было. “Открывшись миру” в конце 80-х, Китайская Народная Республика, избавляясь от залежей устаревшего оружия, охотно продавала западным коллекционерам раритетную в то время для них бронетехнику Т-34 всех модификаций, ИС-2 и ИС-3, плавающие танки ПТ-76. Не говоря уже о массовых типах от Т-54 до Т-62.

,

Вскоре грянули  “бархатные революции” в Восточной Европе, и из бывших европейских соцстран за океан пошла аналогичная продукция, как в свободную продажу, так и под конкретные заказы.

Одновременно с этим в 90-е годы китайцы наводнили бытовой рынок оружия “калашами” и пистолетами ТТ своего производства. В результате “калашниковы” настолько упали в цене, что стали доступны даже членам мелких  молодежных банд в американских мегаполисах.

Засмотревшись на один особенно любопытный бронераритет, я не обратил внимания на тычок в правое плечо, каковым мне указывали на необходимость повернуть к какому-то фургону. За эту свою невнимательность я был награжден ощутимым ударом приклада, и от неожиданности заорал известную каждому русскому человеку фразу про “гребаных козлов”. Сзади послышалась пара удивленно-удовлетворенных восклицаний “рашен, рашен”. Очевидно, вопрос о моей национальной принадлежности все же занимал конвоиров. И мой невольный ответ на него вызвал у них чувство если и не глубокого, то все же удовлетворения.

Почти сразу же мне изменили направление движения.  На сей раз погнали, слава богу, не прикладами и стволами, в сторону одного из кунгов. У его подножки меня остановили, и один из “бойцов”, с одышкой забравшись наверх, исчез за дверью. Минут через пять он показался вместе с каким-то моложавым типом. Тот сказал несколько слов конвою. И получив, судя по всему, отрицательный ответ, коротко выругался. После чего меня обхлопали, вывернули карманы и, пересыпав их содержимое в пластиковый пакет вместе с раскрытой моей торбой, передали типу.

Бегло все осмотрев, востроглазый небрежным жестом указал на дверь. “Бляха-муха”, – мелькнуло под черепом. Местный хренов особист. “Штандартенфюрер Штирлиц, он истинный ариец”, – как пел довольно давно теперь уже почти забытый шансонье 90-х мсье Укупник.

В кунге было довольно светло, но все же мрачнее, чем снаружи, и несколько секунд я бегал взглядом, пытаясь отыскать будущего собеседника. За столом зашевелилась фигура в камуфлированной безрукавке, оказавшаяся брюнетом.  Брюнет пару секунд помолчал, очевидно, ожидая моей реакции, и холодным женским голосом произнес:

– Здравствуй, соотечественник!

От неожиданности меня внутри пробил нервный смешок: “Бабушка, а наш Мурзик на самом деле Мурзилка”.

– Здорово, землячка, – ответил я ей в тон. Одновременно подумав, что местная кавалерист-девица в Штатах живет достаточно давно, как бы не с юности, иначе бы не использовала в дословном переводе на русский слово “компатриот”, употребляемое не только в английском, но в ряде других языков…

 Константин КОЛОНТАЕВ

Продолжение следует