КОМАНДОВАНИЕ

После поражения Крымского фронта (8—20 мая 1942 года) командующий Северо-Кавказским фронтом С. М. Буденный приказал предупредить весь личный состав СОРа, что «переправы на Кавказский берег не будет…», то есть надо было сражаться за Севастополь до последнего. И все же Севастополь пришлось оставить. Что же помешало Севастополю выстоять при третьем наступлении фашистских войск?

Как главная причина — не было необходимого запаса снарядов для полевой и зенитной артиллерии. Накопленный же запас снарядов был израсходован в первые 10—12 дней немецкого штурма для создания непреодолимого огненного вала. В последующие дни интенсивность огня артиллерии зависела от подвоза снарядов морем, но обеспечить непрерывные перевозки уже было нельзя, так как с конца мая резко усилилась блокада морских коммуникаций.

,

Чем объясняется столь малый накопленный запас снарядов у СОРа перед началом третьего вражеского штурма? Бывший комендант Береговой обороны П.А. Моргунов объяснял это тяжелым положением, сложившимся на южном крыле советско-германского фронта, а также некоторой переоценкой возможностей Севастопольского фронта. К апрелю 1942 года доставка боезапаса в Севастополь сократилась в 4 раза.

В то же время основной поток всех видов ресурсов направлялся армиям Крымского фронта, на который делалась основная ставка в планах по освобождению Крыма. Севастополю же отводилась второстепенная роль в этих планах не без ведома Ставки. Таким образом, недальновидность и местничество командования Крымского фронта при передоверии сверху сыграло свою основную роль в трагедии Севастополя.

После тяжелого поражения Крымского фронта и оставления Керченского полуострова 23 мая 1942 года командование, занимавшееся эвакуацией войск из Керчи, не сумело оперативно помочь Севастополю, в первую очередь, в подаче максимального количества боезапаса по заявкам СОРа, несмотря на настоятельные требования командования СОРа ввиду надвигающейся угрозы третьего штурма Севастополя.

,

3 июля Севастополь отмечает День Памяти. Согласно официальной и привычной нам версии именно в этот день 1942 г. был издан приказ об оставлении Севастополя советскими войсками.

4 июля 1942 г. прозвучала сводка «Совинформбюро»: «По приказу Верховного Командования Красной Армии 3 июля советские войска оставили город Севастополь.

В течение 250 дней героический советский город с беспримерным мужеством и стойкостью отбивал бесчисленные атаки немецких войск… Бойцы, командиры и раненые из Севастополя эвакуированы…»

К сожалению, в сообщении Совинформбюро отсутствовала полная информация о том, каким образом осуществлялась эта «эвакуация». Долгие послевоенные годы этот вопрос замалчивался. Каких-либо серьезных исследований не проводилось.

Только в январе 1995 года по решению командующего ЧФ была создана научная группа при музее КЧФ по историческому исследованию событий последних дней обороны Севастополя. В состав этой группы вошел и автор книги Игорь Степанович Маношин.

Поэтому все материалы, использованные им, были основаны исключительно на документальных доказательствах. Разумеется, на страницах газеты мы не можем воспроизвести все исследование целиком, но даже небольшие цитаты из него дают яркое представление о неизвестных страницах этой трагической обороны.

,

А шанс был. В своих мемуарах «Утерянные победы» Э. Манштейн писал, что «нельзя было не признать, что даже если резервы у противника и были в основном израсходованы, то и ударная сила немецких полков была на исходе… полки насчитывали по несколько сот человек».

30 июня в 9.00 за подписью Октябрьского и Кулакова была послана телеграмма. Вот ее текст: «Противник прорвался с Северной стороны на Корабельную сторону. Оставшиеся войска устали (дрогнули), хотя большинство продолжает героически драться. Надо считать, в таком положении мы продержимся максимум 2—3 дня. Прошу Вас разрешить мне в ночь с 30 июня на 1 июля вывезти самолетами 200—500 человек ответственных работников, командиров на Кавказ, а также, если удастся, самому покинуть Севастополь, оставив здесь своего заместителя генерал-майора Петрова». «Об этой телеграмме, – писал Н.Г.Кузнецов, – мне доложили в 14-00. Переговорив по телефону со Сталиным, я в 16.00 послал телеграмму: «Эвакуация ответственных работников и Ваш выезд разрешены. Таким образом, 30 июня Ставка приняла решение оставить город».

,

В 19-50 в одном из казематов 35-й береговой батареи началось последнее заседание военных советов флота и армии. Вице-адмирал Октябрьский кратко охарактеризовал обстановку и сказал, что на его телеграмму получен ответ с разрешением на эвакуацию ответственных работников и командиров, а также санкционирован его выезд.

Для руководства обороной и прикрытия эвакуации Октябрьский предложил оставить генералов Петрова и Моргунова, а через три дня и им приказывалось эвакуироваться.

По этому предложению выступили члены Военсовета Приморской армии Чухнов и Кузнецов, предложив оставить одного из командиров дивизий со штабом, так как руководить на таком уровне нечем.

Генерал Петров на вопрос Октябрьского о том, кого оставить в Севастополе, предложил оставить генерала Новикова — командира 109-й стрелковой дивизии. Командующий согласился с этим предложением и приказал до рассвета помочь Новикову организовать оборону и эвакуацию согласно плану.

«Последний мой приказ генерал-майору Новикову, который был оставлен старшим начальником, отмечается в кратком отчете по итогам обороны Севастополя за июнь 1942 года, сводился к следующему: «Драться до последнего, и кто останется жив, должен прорываться в горы к партизанам».

,

Погибший позднее в немецком концлагере Флессенбург генерал-майор П.Г.Новиков писал по этому поводу: «Можно было бы еще держаться, отходить постепенно, а в это время организовать эвакуацию. Что значит отозвать командиров частей? Это развалить ее, посеять панику, что и произошло. А немец, крадучись, шел за нами до самой 35-й батареи».

Между тем Будённый, согласовав решение со Ставкой, издал директиву, в которой Петров был назначен командующим СОРом. Директивой предписывалось: «Октябрьскому и Кулакову срочно отбыть в Новороссийск для организации вывоза раненых, войск, ценностей, генерал-майору Петрову немедленно разработать план последовательного отвода к месту погрузки раненых и частей… Остаткам войск вести упорную оборону, от которой зависит успех вывоза».

К сожалению, эта директива пришла на узел связи 35-й батареи с большим опозданием из-за выхода из строя приемного радиоцентра на Херсонесском мысе. И пока шифровку обрабатывали командующий Приморской армией генерал Петров со своим штабом был уже в море на пути в Новороссийск на подводной лодке Щ-209.

Полковник Д.И.Пискунов по этому поводу писал:

«Эта так называемая эвакуация была похожа на бегство начальства от своих войск. В спешке, в которой происходила эвакуация в ту ночь, были забыты Меньшиков Федор Дмитриевич (секретарь Крымского обкома партии) и ряд других партийных и советских работников. О состоявшейся в ночь на 1 июля эвакуации командования СОРа я узнал утром 1 июля по прибытии на 35-ю береговую батарею. В памяти были еще свежи воспоминания об удачной эвакуации Приморской армии из Одессы в октябре 1941 года. Поэтому никому в голову не приходила мысль о возможном плохом исходе дел под Севастополем и оказаться оставленным командованием на милость врага». В этом смысле вполне справедливы слова пограничника, старшего лейтенанта Н. И. Головко: «Я считаю, что мы могли еще держать оборону, если бы не дрогнуло командование, которое должно было уходить последним»!

,

ЗАЩИТНИКИ СЕВАСТОПОЛЯ

Из писем ветеранов обороны Севастополя следует, что большинство из них не знало, что командование СОРа оставляло их сражаться, чтобы выполнить свой последний воинский долг — прикрыть район эвакуации для вывоза только старшего командного состава армии и флота. В то же время все защитники Севастополя надеялись на флот, на свою эвакуацию. «Мы верили флоту, мыслей не допускалось. Верили.» — вспоминает лейтенант С.Н.Гонтарев.

Как показывают факты, не до всех подразделений наших войск в городе дошел приказ об отходе на новые позиции. Эти подразделения вплоть до 2 июля вели с противником бои на старых позициях в окружении. По рассказу очевидца жителя города Севастополя О. Кондратьева: «Днем 1 июля через руины центра города (нынешняя площадь Лазарева) продвигалось небольшое подразделение наших бойцов в 20—25 человек. Красноармейцы несли на носилках раненого политрука. Все были при оружии и несли два противотанковых ружья. Спрашивали дорогу к мосту через Карантинную бухту. Неожиданно с верхней улицы над площадью показались немецкие танки. Бойцы рассредоточились и заняли оборону. Противотанковые расчеты открыли огонь и подожгли два танка. Враг отступил и вызвал авиацию, которая произвела штурмовку позиций наших бойцов. Кто они, безвестные герои, отдавшие свои жизни за Родину?»

,

Лейтенант Н. Т. Кашкаров писал: «День 1 июля был характерен движением мелких отдельных групп военных, двигавшихся по дороге мимо бухты в направлении бухты Камышовой. К середине дня этот поток усилился. В этом потоке движения все перемешалось. В группах держались около младшего командира или командира, самое большее до капитана. Все большое начальство как испарилось, как не было его».

Дорога к бухтам от самого Севастополя была изрыта воронками авиабомб и снарядов. Местами стояли разбитые или сгоревшие автомашины, повозки, лежали трупы людей, лошадей, валялись разные носильные вещи. Вражеские самолеты раз за разом на бреющем полете бомбили и обстреливали из пулеметов и пушек идущих.

Старшина 1-й статьи И. И. Карякин вспоминал: «1 июля участвовал в организованной атаке, где были собраны все способные носить оружие из остатков разбитых частей, половина из которых были раненые в бинтах. Поддерживал атаку счетверенный пулемет. Он стрелял длинными очередями. Немцы отошли. Затем контратака выдохлась и все возвратились назад к берегу в ожидании «эскадры», которая якобы ночью должна подойти и забрать всех оставшихся, как обещали командиры».

,

В район берега рейдового причала у 35-й батареи прибывали массы неорганизованных военных, а также много гражданских людей. Творилось что-то несусветное. Огромная масса раненых взывала о помощи, просили пить. Многие просили пристрелить, чтобы избавиться от неимоверных мучений. Стоял шум, гомон, хаотическое движение среди всей этой массы людей. Иногда среди них разрывался снаряд. Гибли люди, но боязнь попасть в плен была сильнее смерти, и это чувство, владеющее каждым из них, придавало неодолимое стремление попасть на заветную спасительную палубу ожидавшихся кораблей.

Между 22 и 23 часами 1 июля, как написал старший лейтенант Г. Валовик, с моря показались три сторожевых катера, один из которых стал помалу сдавать кормой к причалу. В этот момент толпа на берегу стала неуправляемой. Катер ударился бортом в первый пролет причала, что-то затрещало, вспоминает рядовой П. В. Егоров. Несмотря на предупредительную стрельбу автоматчиков охраны, толпа, прорвав заслон, стремительно бросилась по всему причалу. Под ее напором по всей длине причала были сброшены в воду не только находившиеся на причале раненые, но и первые и последующие ряды людей прорвавшейся толпы, оказавшихся на краю его.

,

Немного погодя рухнула секция причала вместе с людьми. В воде образовалось «месиво» из барахтающихся сотен людей, часть которых утонула, а напор не ослабевал, и люди по инерции некоторое время падали в воду. Подходивший катер к первому пролету сильно накренился,  выпрямился и отошел от причала. Многие вплавь поплыли к катеру.

На скале находился капитан 3-го ранга Ильичев. Его попытки освободить мостик для прохода людей, подлежащих эвакуации, успеха не имели. Он сам и его автоматчики стреляли в передних, не давали вплавь добираться до скалы и били короткими очередями… И тут началось! Все море от берега заполнили человеческие головы, все плыли к катерам.

«Наутро, – написал в своем письме воентехник II ранга Г. П. Сорокин, – у берега, сколько было видно, в 7 — 8 человеческих тел толщиной тысячи погибших полоскались волной…»

Примерно в 01-15 была взорвана 1-я башня 35-й батареи, а за ней последовало еще два взрыва. О подрыве башен не предупреждали, поэтому погибло, обгорело много офицеров.

В то предрассветное утро 2 июля 1942 года, несмотря на то, что корабли ушли, на полуразрушенном причале, возле него и на высоком берегу продолжали стоять плотной стеной тысячи бойцов, командиров и гражданских людей, все еще надеявшихся, что еще подойдет спасение. Но вот стало светать и тогда кто-то из командиров на берегу стрельнул в  воздух и закричал: «Да разойдитесь же, скоро рассвет, прилетят немцы и сделают из вас месиво !».

,

Чтобы лучше представить обстановку, стоит обратиться к воспоминаниям одного из активных защитников города, члена группы Особого назначения ЧФ В. Е. Турина, в которых очень точно подмечены многие особенности тех тяжелых дней:

—        на всей береговой кромке на глубину до 300 метров плотной массой от бухты Стрелецкой и до 35-й батареи был сосредоточен весь автотранспорт;

—        над пропастью круч обрывистых скал были спущены вниз через 50 — 100 метров закрепленные веревочные канаты, по которым лазили бойцы на отдых, располагаясь на террасах и в углублениях берега моря;

—        внизу у берега моря бойцы роют лунки для поступления в них соленой воды, которую они пьют, утоляя жажду. Пить таким способом слабо опресненную воду неприятно, но другого выхода нет;

—        раненых скопилось в Камышовой и Казачьей бухтах более 18 тыс. человек;

—        у многих бойцов и командиров было трофейное оружие и боеприпасы к нему, немецкие рожковые автоматы, гранаты, фугасы шли в дело с нашим громким «ура»;

—        авиация противника беспрерывно висела над нами, бомбя и сбрасывая агитационные листовки, в которых предлагалось прекратить бессмысленное сопротивление и сдаваться в плен, уничтожая евреев и комиссаров;

—        несмотря на все трудности бойцы упорно дрались и никто не проявлял трусости;

—        бойцы поднимались на оборону с воспаленными глазами, безразличны ко всему происходящему. Малодушные кончали жизнь – стрелялись, бросались с круч в пропасть, разбиваясь и калечась;

— сотни трупов были прибиты волнами к берегу моря, а так как убирать их было некуда, зловоние стояло в воздухе страшное.

С наступлением темноты отчаявшиеся люди с криками «ура!» рвались на врага и на какую-то сотню метров, другую оттесняли его, а с утра враг гнал нас к району 35-й береговой батареи. Начались массовые опускания к воде, под скалы. Цель у всех была одна — дождаться кораблей для спасения, а их не было.

,

Был случай, когда разбитую противотанковую пушку какие-то артиллеристы приспособили на подпорках и через ствол навели на вражеский танк, уверенный, что у нас нет артиллерии, единственным выстрелом подожгли его. Какая это была радость для всех! Второй случай. Над всеми нами открыто летал вражеский самолет. Не спеша, медленно, на бреющем полете, не стреляя. Наши из всех винтовок палили по нему и все бесполезно. А какой-то моряк стрельнул по нему из противотанкового ружья и самолет бултыхнулся в море на виду у всех. Ликование наших бойцов было неописуемое! Забылось на какое-то время наше безысходное положение.

Отряд 79-й бригады морской пехоты и 95-й стрелковой дивизии провели бой ручными гранатами, захватили два танка и потом ходили на них в атаку. На правом фланге у моря во время преследования врага было убито не менее 200 немцев, захвачено несколько исправных орудий. Из 7 танков 4 танка были подбиты из противотанковых ружей

Еще один случай героизма был в этот день на мысе Фиолент. Четыре стрелка и политрук были прижаты к морю противником. Они приняли бой. Противник, пытаясь захватить их в плен, атаковал взводом. Наши бойцы подпустили противника на близкое расстояние и в мгновение срезали их из автоматов. Тогда противник предпринял атаку тремя танками и 25 автоматчиками.

Два танка были подбиты, много было убито и ранено немецких солдат, но, когда иссякли боеприпасы, бойцы и политрук с криком: «Да здравствует Родина! За Сталина!» бросились с обрыва в море.

В 19-00 2 июля три танка противника прорвались между 35-й батареей и берегом Казачьей бухты и заняли позицию в оконечности южного берега бухты Соленой, где, крутясь на одной гусенице, зарылись в землю и повели огонь.  Во время наблюдения  за обстановкой через верхнее вентиляционное отверстие дота прямым попаданием снаряда  был убит руководитель обороны аэродрома полковой комиссар Б. Михайлов. Четвертый танк противника остановился несколько ближе к верховьям Казачьей бухты и стал препятствием для отхода подразделений батальона ВВС ЧФ. Добровольцы-краснофлотцы батальона гранатами уничтожили его. Интендант 2-го ранга И. Н. Губкин приказал создать группу добровольцев для уничтожения прорвавшихся танков с автоматчиками.

,

Вызвались четыре пятерки краснофлотцев, которые, вооружившись гранатами, автоматами и пистолетами около 2-х часов ночи тихо на плоту подобрались к другому берегу бухты Соленой, завязали бой, уничтожив один вражеский танк и всех автоматчиков. Два вражеских танка успели уйти.

Количество раненых и убитых в первые дни июля, росло неимоверно быстро из-за многочисленных контратак, массированных бомбардировок. Тем более что на оставшейся у наших войск небольшой территории размером примерно 5 х 3 км, где находились десятки тысяч защитников Севастополя, чуть не каждый вражеский снаряд, бомба или пуля находили свою жертву.

Санинструктор 8-й бригады морской пехоты Н. М. Бусяк написал, что враг применял на Херсонесе психические атаки с воздуха, сбрасывая, помимо бомб, рельсы, пустые бочки, а иногда и с горючим. После бомбежки — сумерки. Не поймешь день или ночь. Жара 40°, бойцы истощены до безумия. Нет перевязочных материалов, нехватка командиров, войска раздроблены. Нет воды и хлеба. Но дрались, и в ход шло все, что было под рукой: обломки бревен, булыжники и мат…

Таким образом, ограниченная эвакуация войск СОР в условиях невозможности вывезти всех с

уходом на рассвете 2 июля 1942 года двух тральщиков и семи сторожевых катеров с рейда 35-й береговой батареи, взявших на борт в основном с воды около тысячи человек, фактически на этом закончилась. Поставленная задача по спасению боевого ядра Приморской армии и Береговой обороны — двух тысяч старших командиров и политработников, собранных на 35-й береговой батарее, практически провалилась. Разрозненные остатки войск на ограниченной береговой территории района бухт Камышовой и Казачьей, 35-й береговой батареи и Херсонесского полуострова в количестве около 50— 60 тысяч, из которых около половины были ранены и лишены единого командования, а главное – боеприпасов и продовольствия, пресной воды, несмотря на героическое сопротивление, были обречены на поражение и плен.

,

ПЛЕН

Наступило 4-е июля. Рано утром немцы с воздуха разбросали листовки с призывом сдаваться в плен. Реакции не последовало. Тогда вновь началась огневая обработка всего участка обороны, небывалая по мощности. «На этот раз немцы решили нас стереть с лица земли», – вспоминает Г. Воловик. «Такой бомбардировки еще не было. Боеприпасы у нас кончились. Вражеские самолеты бомбят с воздуха, истребители на бреющем полете ведут пулеметный обстрел. Все, кто держал оборону в окопах, вжимались в землю». Особенно много людей погибало, в том числе и гражданских, находившихся на узкой прибрежной полосе берега под скалами. Немецкие истребители заходили с моря и, подлетая к берегу на бреющем полете, в упор расстреливали скопления беззащитных людей. Прибрежная вода была полна трупов. Положение было отчаянное. К тому же июльская жара, четыре дня без пресной воды и пищи и удушающий запах от заваленных трупами окопов.

Что было делать фактически безоружным защитникам Севастополя, прижатым к морю вооруженными до зубов фашистами? Во время последнего боя один из командиров поднял руки вверх и двинулся к немецкому танку, ползающему по нашим окопам, раздался сильный взрыв, а от командира ничего не осталось. Танк загорелся. Так написал свидетель этого подвига неизвестного командира сержант С.П. Ильченко.

,

После пленения основной массы наших воинов на аэродроме стали хозяйничать фашисты. В 150 метрах от КП была вырыта яма, куда втаскивали наших павших бойцов и командиров. Немцы взорвали скалу, под которой располагался госпиталь в Херсонесской бухте. Под берегом этой бухты было много раненых. Немцы, видя одно из больших таких мест с ранеными, в течение 10 минут забрасывали их гранатами, написал военврач И. П. Иноземцев, находившийся неподалеку.

 В результате из 150 человек остались в живых около 15. Весь берег в этом месте был покрыт трупами, наваленными друг на друга. Тяжелораненые кричали, просили их пристрелить. Кто мог двигаться, полз к воде и тонул. Немцы пристрелили всех, кто не мог подняться и идти. Жестокость, варварство фашистов было беспредельным.

«На обрыве показался немец с белым флагом, – пишет связистка Т. А. Любецкая. – Его наши ребята сняли из винтовки. После этого нас накрыли огнем, и потом подошли катера с двух сторон и нас пленили. Посадили на камни у берега. Стояла гробовая тишина. Даже крикливые немцы молчали. Стали всех собирать и строить по 10 человек в колонну. Весь берег был зажат танками и танкетками. Немцы только «СС». Пленных было много, сколько глаз видел, вся дорога до горизонта. Нас повели. У Камышовой бухты лежали немцы в шортах и стреляли по загнанным в воду нашим бойцам. Когда заканчивали убивать, брали очередную десятку и загоняли в воду. Если кто падал от изнеможения, то немцы его убивали».

Из письма краснофлотца И. В. Антонюка: «… нас построили и погнали по четыре в ряд. Все рваные, грязные. Немцы стреляют, бьют прикладами, стреляют то вверх, то в кого-либо, то по колонне. Когда вывели на Ялтинскую дорогу, то, не доходя до Сапун-горы, навстречу шла колонна танков. Они не свернули, а нас фрицы тоже не повернули вправо. Тех, кто пытался выбежать из колонны, немцы расстреливали из автоматов.

Так с головы и до хвоста колонны одну шеренгу танки и задавили гусеницами…».

Озверевшие долгим сопротивлением немцы выхватывали из колонны моряков и стреляли их в упор. Изощренность в убийстве наших военнопленных фашистами и их прихлебателями из числа предателей крымскотатарского народа не знала границ.

«4 июля попал в плен, – написал краснофлотец-радист Н. А. Янченко. По дороге нас конвоировали предатели из татар. Они били дубинками медперсонал. Через три дня погнали в Симферополь. Видел один раз, как татарин отрубил голову краснофлотцу».

А. И. Лощенко наблюдал варварство фашистов, которые заставляли наших командиров садиться на корточки и расстреливали их в голову сзади. Один из наших командиров быстро схватил камень и кинулся на немца с возгласом: «Умрем за Родину, за Сталина!», сшиб фашиста с ног и впился зубами в его горло. Фашисты бросились на помощь. Фашист был мертв, а тело нашего командира — кровавое месиво.

,

Прошедшие через это Г. Воловик, А. Почечуев и многие другие отмечают, что подразделения предателей из крымских татар, переодетых в немецкую форму, будоражило всю массу военнопленных, выискивая евреев, выпытывая, кто укажет на комиссара. Вечером их увозили на расстрел. Каждый день расстреливали по 200 человек.

Всех обыскивали и забирали ценные вещи. Показали, где сесть мужчинам и женщинам. Пришел немецкий офицер с переводчиком и приказал: «Комиссарам, командирам, юдам встать!» Сначала никто не поднимался, потом, после третьего раза, поднялся один, потом другой, а потом поднялись вдруг все. Никто не остался сидеть. Немец разругался и ушел.

Жительница города Л. А. Тарасенко, которой в 1942 году было 14 лет, написала, что до сих пор в памяти стоит бесконечная черная лента попавших в плен защитников Севастополя. В большинстве своем они были раненые, контуженые, в почерневших от крови повязках под палящими лучами июльского неба.

В отдельных местах сопротивление продолжалось вплоть до 12 июля. Взятый в плен 12 июля сержант Н. Л. Анишин написал: «когда нас вывели на берег, то перед строем пленных вышел немец и произнес короткую речь. Он сказал: «Немецкое командование вас милует, потому что вы храбро сражались». Так с достоинством охарактеризовал он нас, защитников Севастополя, но в родном Отечестве мы оказались в немилости…».

,

Полность книгу И.С.Маношина “Героическая трагедия о последних днях обороны Севастополя 29 июня – 12 июля 1942 г. Военно-историческое исследование” вы можете прочитать ЗДЕСЬ

,

ГРАФИК

Проведения экскурсий в Мемориальном комплексе героическим защитникам Севастополя на 35 береговой батарее:

Вторник- Пятница – с 16-00 до 19-00

Суббота-Воскресенье – с 10-00 до 16-00

Экскурсии бесплатные